На фото: Сиртя в памяти остались лишь в виде статуэток из моржовой кости.

Этот загадочный народ по преданиям обитал когда-то в тундрах Западной Сибири и Приуралья. Жители Крайнего Севера называли их сиртя (или сихиртя) и приписывали им множество странных свойств.
Сиртя были маленького роста со светлыми вертикально посаженными глазами и жили в высоких песчаных сопках. Согласно легендам, до того, как по неясным причинам уйти под землю, сиртя жили на поверхности, но избегали встречаться с людьми. Странные существа выходили на поверхность тундры по ночам или в туман. Они носили красивую одежду с металлическими подвесками, часто одаривали людей металлическими изделиями, ведь сиртя прекрасные кузнецы и ювелиры.

Так кто же они такие эти таинственные сиртя? Известно, что самоеды (или самодийские народы) – ненцы и другие народы – сравнительно недавно заселили побережье Северного Ледовитого океана (с XI по XVIII век), кто же здесь жил до них?

В энциклопедии «Мифы народов мира» упоминается загадочный «малый народец». Самодийской мифологии – это антропоморфные существа маленького роста, живущие под землёй. В подземном мире они владеют стадами мамонтов («земляных оленей»), выходя на поверхность, избегают встреч с людьми. Существует предположение, что в образе сиртя отражены воспоминания ненцев о досамодийском населении тундры.

А вот еще интересное описание сиртя, записанное исследователями в Находке на основе местных сказаний. «Сиртя — люди очень низкого роста, но коренастые и крепкие, жившие тысячу лет назад. Во всем они отличались от ненцев: домашних оленей не держали, охотились на оленей-«дикарей», носили иную одежду: например, ягушек (распашная женская одежда из оленьей шкуры), как ненцы, не имели, одевались в шкуры выдры (намек на глухую верхнюю одежду).

Однажды появилась большая вода, затопившая все низменные места на Ямале. Жилищами сиртя стали недра возвышенных сопок — «седе» (по другой версии, сиртя «ушли в сопки» потому, что с появлением «настоящих людей» - ненцев - прежняя земля перевернулась оборотной стороной). Став подземными жителями, сиртя впредь опасались выходить на дневной свет, от которого у них лопались глаза. День у них стал считаться ночью, а ночь — днем, ибо только по ночам они могли выходить из сопок, да и то, когда в окрестности все тихо и нет людей.

Сейчас сиртя осталось мало, и все реже они выходят на поверхность. Под землею они ездят на собаках и пасут мамонтов («я хора»). Только шаман может определить, в какой сотке сиртя есть, а в какой их нет».

По мнению специалистов, сиртя – реально существовавший народ, что подтвердили археологические раскопки и записки путешественников. Археологи находят в местах предполагаемых мест обитания сиртя железные и бронзовые предметы исключительной выделки, изготовленные по их данным не раньше середины первого тысячелетия нашей эры.

На днях ямальский оленевод Мэе Окотэтто обнаружил стоянку древнего человека - сиртя. В северной части полуострова Ямал он нашел наконечники стрел, металлические гарпун и топор, керамические изделия.

Опытный тундровик считает, что эти предметы могут принадлежать только охотнику-промысловику, так как места находки не пригодны для выпаса оленей. А ведь по преданиям сиртя были не только кузнецами, но и великолепными промысловиками, охотниками.
Говорят, что сиртя можно повстречать и в наши дни. Вот какую удивительную историю в 1987 году услышал от пожилой ненецкой женщины писатель Григорий Темкин.

«...А бабке той лет восемьдесят. Не кочует уже, зиму в поселке, в доме коротает, а в мае с сестрой младшей Павлой — саму-то бабку, старшую, Галиной зовут, — Выучейская Галина Николаевна, — уходит в тундру и почти до ледостава рыбу ловит. Чум себе там ставят за ернистой сопкой, лодчонка у них на каждом озере, сеточки небольшие, — большие-то бабкам не по силам, они хоть и крепкие еще, да все не то, что раньше.
Однако иной раз много рыбы привозят: щуку, сорогу, раз бабки заметили: рыба на одном озере из сетей пропадает. Везде ловится, а на этом пусто, только чешуя в ячеях. Решили ночь сторожить, подсмотреть вора. Смелые бабки! Сетку поставили снова, на берегу в ернике спрятались, сидят. А ночи светлые, все видно... Долго ли ждали, коротко — слышат, хнычет кто-то, вот так: «У-ху-ху! Ю-ю-юх...» Тоненько, будто дитя плачет. Сестра-то, Павла, испугалась, пойдем, шепчет, отсюда. А Галина боевая: нет, говорит, посмотрим.

Посидели еще сколько-то, подождали — и дождались. В словно снег с сопки помело. А ведь лето стояло, а там снег. А облачко к озеру все ближе, ближе... Потом по воде пошло, над сетью остановилось, бабки — и обмерли. Не облако это, а мужик. Маленький, как ребенок, волосы тоже белые, а все перебирает, перебирает — и рыба сама к нему из сетки в мешок прыгает.
Бабки в кустах ни живы ни мертвы, шелохнуться боятся, а мужичок рыбу выбрал да на бабок как зыркнет! Знал, видно, что прячутся они тут. Погрозил им пальцем вот так: мол, мое озеро, и рыба моя. И пропал. А над тем местом между озером и небом столб стоял из света, будто фонарь кто включил.

Опомнились бабки — и быстрей с того озера, пока целы. Испугались сильно. Не ходят туда больше, однако. Галина-то вспомнила, как ей еще ее бабка рассказывала: всегда в этих сопках они жили. Кто «они»? Да сиртя, кто ж еще. Черт — не черт, человек — не человек; днем под землей прячется, ночью гулять, промышлять выходит. Раньше, старики говорили, их много по тундре жило...»