Я
не ставил своей задачей (и режиссер передо мной такой задачи не ставил)
сыграть русского царя. Потому что это задача для меня, ничтожного,
невыполнимая. Я играю только то, что я знаю. Я не профессиональный
актер. Я не умею как Олег Иванович — раз, и стал святым. Я всегда играю
то, что у меня и так есть в душе. Ведь как сказал Александр Мень?
"Художники, не бойтесь, никакого греха в том, что вы делаете, нет. То,
что случилось в вашем произведении, произошло у вас в сердце". Так что
весь этот Станиславский — это еще очень большой вопрос. В моем сердце,
конечно, нет русского царя, но в моем сердце есть "Осенний марафон". То
есть это когда я сейчас такой умненький с вами разговариваю, а вечером
опять пьяный лежу. Колбасит меня. Так и Грозного колбасило. Просто
масштабы другие. А он жутко талантливый был, жуткий умница, но его
трясло и молотило по-всякому. Он всюду хотел быть верхним. В молитве,
например. И, главное, хотел, чтобы его больше всех любили. Он ведь
войско целое создал, специальное, чтобы его любили. Он даже так хотел,
чтобы его любили, что иногда сам Бога забывал любить. А ведь как сказал
блаженный Августин? "Люби Бога и делай что хочешь". Вот и вся
установка. Вот, например, вся жизнь моя теперь — почему мне удается от
кайфа убежать? Потому что мне там скучно. Я лежу обкуренный или пьяный,
а мне там скучно. Ну что опять музон, опять друзья, перетираем опять
все то же самое. Мне скучно — я хочу туда, где круто. Я хочу быть
крутым самым. А крутым самым — это с Богом.
А фильм-то вообще не об Иване Грозном. Название "Царь" я расшифровываю как Христос — царь мира. Герой там — не Иван, а Филипп.
Ведь вот наша нация, наша страна пребывает в
поисках национальной русской идеи, правда? И Ельцин петушился на этот
счет, и нынешние петушатся. Так какая же наша русская национальная
идея? Святость — вот наша русская национальная идея. И не надо этого
слова бояться. Святость — это нормальность, это норма жизни, а грех —
это от ненормальности. Фильм "Царь" — это картина о русской святости, а
не об Иване Грозном.
Митрополит ведь — святой человек. Он ни в ком
не видит плохого, как Серафим Саровский всех встречал: "Здравствуй,
радость моя!" Что он, врал или словоблудил? Нет, человек — икона Божья,
образ Божий. Вот как надо относиться. И митрополит Филипп так
относился. Вот об этом кино. Если у нас это вышло. А если нет — значит,
мы промахнулись.
После первого просмотра я вышел из зала
расстроенный. Я был расстроен своей ролью — я не увидел на экране
образа русского царя. А потом подумал — и слава Богу. Иначе был бы это
второй "Остров". И заслонил бы я митрополита и сгоревших мальчиков в
церкви. И что было бы? Был бы Петя Мамонов опять.
